Девушке почудилось, что можно взлететь над ним и рассмотреть до самого донышка…

Рокот сначала был слышен едва-едва и походил скорее на заунывный, повисший на одной ноте вой водного мотоцикла: там, далеко внизу, синюю могучую гладь рассекал одинокий мотоциклист, оставляя за собой узенькую белую полоску.

Вертолет показался позже. Заслуженный «Ми-8» неспешно прошел вдоль берега, развернулся, переваливаясь, словно тяжелый жук, демонстрируя на желтом брюхе блакитную надпись советских еще времен: «ГАИ».

— Над седой равниной моря гордо реет глупый пингвин. Он и сам уже не помнит, как сумел с земли подняться… — раздумчиво произнес Маэстро.

Вертолет снизился, порыскал над шоссе; пилот начал утюжить площадь «по квадратам», вдумчиво и неспешно.

— …Он парит вторые сутки над равниной океана, потому что он не знает, как сажать себя на плоскость!

Маэстро выпрыгнул из автомобиля и стал внимательно наблюдать за вертолетом.

— В чем дело, Влад? — встрепенулась Аля.

— Песню помнишь, девочка? «Здравствуйте, дачники, здравствуйте, дачницы, летние маневры у нас да начались…»

— У тебя игривое настроение? Мужчина кивнул:

— «Ой ты песнь моя, любимая, цок-цок-цок — по улице идет драгунский полк…»

— Он за нами? — произнесла Аля разом севшим голосом, проследив за взглядом Маэстро и в небольшой уже точке опознав вертолет. До этого, погруженная в собственные переживания, она не замечала ничего вокруг, кроме запахов моря и полыни. Девушке показалось, будто душа ее затрепетала мягко, тревожно… Испуг еще не успел родиться, но страшные воспоминания о загонной охоте на них мигом поднялись из стылого омута подсознания и наполнили сердце страхом, холодом, жутью.

— «Сапоги фасонные, звездочки погонные, по три звезды — как на лучшем коньяке!»

— Влад! Прекрати!

— Не бойся, девочка. Этот недоношенный птеродактиль нам не опасен. Сейчас он уйдет на юг, ему удобнее с юга квадраты чесать.

— Какие квадраты? Почему — чесать?

— Пилот работает по квадратам. Ищет.

— Нас?

— Скорее всего. Больше некого. Удобнее всего ему с юга на север по прямой, возврат — полусферами, так большая площадь проверяется и не один раз… Да и с юга, от солнца, он невидимкой заходит: мало ли что… А то — ракета встречная в пасть влетит.

— Какая ракета на мирной дороге?

— Известно какая: «земля-воздух».

— Влад, у нас в стране, конечно, бардак, но не до такой же степени!

— Во-первых, до такой. Во-вторых, береженого Бог бережет, и летяга поговорку эту блюдет свято. И в-третьих — метода, сиречь традиция: чему обучили, тому и следует. Заметь, геликоптер мог и на бреющем пойти вдоль дороги, а — поберегся: видать, в Чечне небо утюжил или где там… Небо здесь мирное, а летун работает как на боевом вылете. О чем это нам говорит?

— Ну и о чем?

— Ваша ирония, дитя девяностых, неуместна. Это говорит нам о многом!

— Ну ты и болтун! — искренне удивилась Аля. — Ты знаешь, что нам теперь делать?

— Уходить. «А мы уйдем на север! И там — переждем опасность!»

— Почему на север?

— Милая барышня, это фольклор моего детства. Незабвенная речь шакала перед нашествием Рыжих Псов. «А когда все подохнут — мы вернемся!» За точность цитаты не поручусь, а по существу — установка здравая, а?

— Что-то ты игрив не по погоде. И не по возрасту.

— Уж каков есть. — Маэстро, все это время внимательно наблюдавший за Алей, удовлетворенно кивнул, отметив, что первый спонтанный страх у девушки прошел, не успев разродиться ни в панику, ни в беспокойство.

— Пришла в себя?

— А я и не уходила.

— Да?

— Влад! — Аля с удивленным негодованием смотрела на Маэстро. — Так ты этот балаган персонально для меня устроил?

— Балаган? Какой балаган?

— Цирк? Решил отвлечь барышню от черных мыслей и жутких реалий?

— Вроде того, — пожал плечами Маэстро.

— Ну надо же… Заботливый.

— Это плохо?

— Это хорошо. Но я если и боялась, то самую малость, правда.

— Тем лучше.

— Я не подведу тебя, Влад.

— Я и не сомневался.

— — Так куда мы теперь?

— К морю. Отдыхать. Пока есть такая возможность.

— В смысле?

— Позагораем, поплаваем. Поныряем.

— Ты знаешь, я уже так нанырялась, что… до конца жизни хватит.

Вертолет, барражируя где-то вдали, развернулся, пошел на следующий круг.

— Мы что, к морю на этом паленом джипе покатим?

— Бросим. — Маэстро Улыбнулся. — Продавать — нет ни времени, ни покупателя, ни желания. Добрые люди подберут. Так что — собирай пожитки.

— Да у меня и пожитков никаких. Только то, что на мне. Маэстро, у тебя хоть план какой-то есть?

— А как же! «Таварыщ Малыновскый, у вас есть план? Нэт? Тогда мы будзм курыть, план таварыща Жюкова».

— Маэстро! Я серьезно?

— А если серьезно, то зачем нам план? Ну как…

— По пунктам. Первое: кто против нас работает? Какими силами? Какие цели преследует? Кто осуществляет оперативное руководство? Кто отдает приказы по существу? Знаем мы ответы на все эти вопросы?

— Нет.

— А значит…

— Нужно провести разведку?

— Угу. Но линии фронта — нет, противника, окромя винтокрылой машины ГАИ, задействованной, скорее всего, втемную, — тоже. А без ответа на вышеперечисленные вопросы нас просто сцапают, а дальше — как в народной телепесие: «Галина Бланка буль-буль, буль-буль…» Скверная перспектива, а?

— Да не боюсь я, Маэстро, и ты, судя по всему, меня вовсе не напугать хочешь, а наоборот. Нет?

— Дед. И бабка при нем. Так за какую линию фронта войти, чтобы взять языка?

— Не знаю я. Но ты-то знаешь?

— Обязательно. Подхватывай!

Маэстро подал девушке тяжеленный баул; сам два таких же закинул на плечи.

— Что там у тебя? — спросила Аля. Оружие.

И куда столько?

— В хорошем хозяйстве и сухарь — бублик, и стакан — за два. Сдается мне, скоро на этом милом побережье станет жарче, чем теперь. И немудрено. Лето.

По крохотной тропке, прорезанной в обрыве и окруженной со всех сторон чахлыми кустами, они спустились к морю. Там, внизу, на идеальном песчаном пляже, усыпанном телами редких в этот день отдыхающих, казалось, был совсем другой мир.

Вялая многодневная лень витала сонным заплывшим призраком над всем и всеми. Люди приехали отдыхать и желали за свои деньги отлежать с чувством.

Море вблизи было блекло-мутным, штилевым; мужчина и девушка расположились там, где обрыв доходил почти до воды, у высоких камышей, на гладком галечном пляже.

— Ну и что задумалась? Раздевайся и загорай.

Сам Маэстро собрал волосы шнурочком, сбросил футболку, подвернул джинсы, потоптался по песку, приноравливаясь. Завернул пистолет с навернутым на него глушителем в футболку, погрузил в пакет.

— Пойду по берегу послоняюсь.

— С оружием?

— А что делать? Привык, как к трусам, — А я что?

— Загорай. Да за сумками присматривай. — Маэстро навернул на другой пистолет глушитель, положил рядом с девушкой, под полотенце:

— И повнимательнее.

Народец здесь по курортной поре ушлый!

— Маэстро, а может, мы вместе?

— Нет.

— Почему?

— При полностью неясных вводных возможен только один вид разведки — боем.

Пожелай мне удачи.

— Удачи.

— К черту.

Маэстро развернулся и побрел вдоль берега к пансионатам и приморскому поселку. Он шел неспешно, танцующей, развинченной походкой разомлевшего от вина и полной расслабухи свеженького кавалера при легких деньгах, всегда готового к карточной игре, матримониальным приключениям и выпивке.

— Влад! — окрикнула его Аля.

— Ну?

— Ты… ты, пожалуйста, возвращайся.

— Я вернусь, девочка.

— Обещаешь?

— Обещаю.

— А что мне делать, если…

— Стреляй. На поражение. Ты запомнила? Победитель всегда прав, побежденный всегда мертв. Третьего не дано.

Глава 37

— Икар вызывает Первого, прием.

— Первый слушает Икара.